Дополнительные материалы по Ирэне Бриннер
Русская душа Ирины Бринер.
Ранним утром 23 мая 1992 г. на перроне железнодорожного вокзала Владивостока бы-ло необычно оживленно. Несмотря на столь ранний чаc, сюда спешили представители прессы, репортеры Приморского радио, тележурналисты. Давно железнодорожный вок-зал не помнил такой суеты. Все торопились успеть встретить поезд, прибывающий из Ха-баровска, который должен был доставить во Владивосток необычную гостью. А пока на перроне продолжалась суета, виновница всей этой суматохи, даже не подозревающая о готовящемся ей приеме, стояла у окна вагона и пристально всматривалась проплывающие мимо окон улицы родного города, пытаясь с первого взгляда узнать хотя бы очертания некоторых домов, память о которых она хранила все эти годы. Этой гостьей была Ирина Феликсовна Бринер, представительница одной из самых прославленных фамилий в истории Владивостока
Прощальный концерт Ирины Бринер
(Смертельно больная, она исполняла романсы Чайковского.)
Двадцать шестого января в манхэттенской больнице в Нью-Йорке окончила свои дни Ирина Бринер – можно сказать последняя представительница владивостокской династии Бринеров. Для всех, кому довелось знать эту удивительную женщину, ее уход – невосполнимая потеря.
Что я помню
(Из книги воспоминаний Ирэны Бриннер)
Владивосток, красивый город, раскинувшийся на многочисленных холмах и с двух сторон окруженный водой. Владивосток – моя родина, которую я вспоминаю с любовью и нежностью, но это такое далекое воспоминание…
Кузина в квадрате
(Четыре возраста Ирины Бриннер)
Я познакомился с обаятельной женщиной Ириной Бриннер в 2000-м, за два года до ее кончины. К тому времени она уже поняла: история ее жизни — самое интересное, что можно оставить потомкам. Отец, мать, дважды кузен Юл Бриннер (знаменитый голливудский актер, памятный по «Великолепной семерке»), Владивосток, Китай, Швейцария и Америка — обо всем этом Ирина Феликсовна рассказывает в публикуемом интервью. Добавлю только, что в 1990-е она съездила на родину, была с распростертыми объятиями принята во Владивостоке, гуляла по городу, вспоминала детство, выступала на вечерах и, вернувшись в Нью-Йорк, села за книгу мемуаров. Ей легче было писать по-английски, хотя, как показывает наша беседа, русским она владела неплохо.